Deprecated: Function split() is deprecated in /home/udm50/udmeparhia.ru/docs/netcat/full.php(106) : eval()'d code on line 27
О духовнике - Собор Святой Троицы г. Ижевска

Полезное

О духовнике

18 марта 2011 г.

Наименования «духовный отец», «духовник» — монашеского происхождения. Писатели IV и V веков «духовными отцами» называют опытных подвижников. Преподобные Марк Постник, Ефрем Сирин, Иоанн Пророк, Нил Синайский, св. Иоанн Лествичник говорят о «духовном отце» в том смысле, в каком мы употребляем теперь понятие «старец». «При всем разнообразии в словоупотреблении термин «духовный отец» в христианской письменности с V по начало IX века чаще всего означает монастырского старца.

Старец, как отмечает прот. В. Свенцицкий, являлся не только «духовником» в тесном смысле слова, т. е. лицом, принимающим исповедь, но руководителем всей жизни в полном ее объеме. Ясно, что такой руководитель не мог назначаться, а избирался свободно ищущим духовного руководства. Так, авва Исайя говорит: «При выборе (старца) не на того обращаю внимание, кто преклонных лет уже, но кто убелен ведением и опытностью духовною». «С великою заботливостью и обдуманно c тью, — говорит Василий Великий, — постарайся найти мужа, который бы непогрешительно предшествовал тебе во образе жизни, хорошо умел руководить шествующих к Богу, был сведущ в Божественных Писаниях».
 
В XI и XII веках духовное право старца и иерархическая власть пресвитера соединяются в одном лице, в лице монаха, имеющего иерархическую степень и призванного не только «вязать и решить» («власть ключей»), но и врачевать душу (духовничество). Вот тот исторический путь, который подготовил, монахов к роли «духовников» не только для монастырской братии, но и в Православной Церкви вообще. Вот почему сделалась возможной после страшного упадка белой иерархии в эпоху иконоборческих гонений эта крайность, когда духовниками сделались исключительно монахи. Греческая Церковь сохранила эту крайность и доныне. Там все приходы каждой епархии разделяются на духовни-ческие округа. В каждый округ назначается духовник из монахов; во время, назначенное для исповеди, он объезжает свой округ и принимает на исповедь. У нас, в России, вначале не было монастырей, поэтому духовничество поручалось не монахам, а белому духовенству,-однако в Древней Руси, как говорит профессор Е. Голубинский, «духовниками были не все священники, а только некоторые по избранию и особому назначению».
 
Когда появились монахи, то и у нас вошло в обычай поручать дело духовничества иеромонахам, которые жили при приходских церквах и объезжали селения для исповеди желающих, но у нас никогда власть вязать и решить не принадлежала исключительно монаху. И белое, и черное духовенство пользовалось равным правом отпускать грехи кающимся . Нельзя установить точно, но с очень давнего времени у нас, в России, каждый священник есть в то же время и духовный отец, имеющий право принимать на исповедь.
 
С развитием на Руси монастырского жительства начался расцвет старчества и духовничества, и может быть, древний дух восточного старчества по преимуществу перешел именно в русские монастыри. Это не могло не влиять и на духовника в миру — белого священника. Ведь белый священник-духовник, появившийся в России, когда не было монастырей, естественно, встал в полномочие монастырского духовника в миру. Идеал русского священника-духовника был идеал монашеский, старческий. А когда началось процветание русских монастырей и старчества в них, тогда идеал этот в миру не только не изменился, а еще более окреп. И потому в Православной Церкви носитель «власти ключей» всегда мыслился не только как разрешитель грехов, но и как духовник.
 
По словам И. Концевича, элементы старчества можно уже усмотреть в харизматических явлениях первых веков христианства. Эти харизматические явления, как говорит проф. Смирнов, повторились среди древнего монашества, и старцы были носителями этих харизм — особых даров Св. Духа, подаваемых человеку непосредственно от Бога по личной заслуге. Право же вязать и решить, или «власть ключей», они трактовали как дар самый высший, как совершенство дарований. Отец духовный обозначает собою не священника, не исполнителя епископского поручения; это «простой монастырский старец, обязательный наставник инока, самостоятельно поставленный в монастыре и свободно выбранный учеником, большею частью не имевший священного сана». «Он брал души учеников на свою душу, руководил ими в каждом шаге духовной жизни, а потому, принимая исповедь их помыслов и дел, поощрял и наказывал».
 
Нравственно бытовые отношения старца и ученика — духовного отца и духовного сына — очень скоро и рано выработались внешне и внутренне в прочную и стройную систему, окрепли в монастырски-бытовую форму. Древнейший старец (как позднейший духовник) принимал исповедь и покаяние. Старец обычно принимал исповедь инока по всем грехам, начиная с мимолетного помысла, слегка возмутившего монашескую совесть, и кончая смертным грехом. «Старческая исповедь и покаяние заменяли церковную исповедь и покаяние». За иной канонический грех древняя Церковь подвергала виновного сначала отлучению, а затем публичному покаянию. Старец же, принявший исповедь брата, тотчас примирял его совесть и налагал эпи-" тимию сравнительно более легкую, чем церковная, — «решил и вязал». Со временем монастырская исповедь по всему Востоку вытесняет церковную, которую совершала белая иерархия, и «старцы» — «духовные отцы» превращаются в духовников.
 
Каким же путем совершился переход старчества в духовничество, т. е. превращение монастырского института в общецерковный и сближение старческой исповеди с сакраментальной? Начало этого явления мы можем уловить в Византийской Церкви только со времени гонения Льва Армянина (820) на иконопочитателей, когда монастырские старцы были признаны официально Константинопольским патриархом Никифором Исповедником как законные совершители таинства покаяния, наряду с епископами и пресвитерами. Мера вызвана была нуждами времени: Православию грозила опасность, и оно опиралось на содействие наиболее ревностных защитников иконопочитания — монахов, главным образом студитов. Будучи местной, эта мера пролагала путь к вытеснению белой иерархии из покаянной практики на всем Православном Востоке и на долгое время, что произошло уже после эпохи Вселенских соборов. В течение'Х-ХП веков тайная исповедь окончательно завоевывает господствующее положение, вытеснив исповедь публичную и покаяние по канонам.
 
Итак, «институт» духовного отца сначала является в форме монастырского старчества. Термин «духовный отец» служит долго для обозначения монастырского старца. Затем эта церковно-бытовая форма почти целиком повторилась в позднейшем духрвничестве.
 
«Хотя, — пишет епископ Каллист (Уэр), — старец не поставляется и не рукополагается на свое служение, несомненно, он должен быть приготовлен для него. Классические примеры такого приготовления можно видеть на житиях прп. Антония Великого ( f 356) и прп. Серафима Саровского ( t 1833). -
 
Жизнь прп. Антония резко делится на две половины, границей которых служит возраст в 55 лет. Время от ранней зрелости до этого возраста было временем приготовления, когда он все дальше удалялся от мира, отступая вглубь пустыни. Двадцать лет протекли в уединенном затворе без единой встречи с людьми. Когда ему исполнилось 55 лет, друзья не смогли долее сдерживать свое любопытство и нашли его. Антоний вышел из затвора и во вторую половину своей долгой жизни, не оставляя пустынножительства, сделал себя легко доступным для всех, так что, по словам св. Афанасия в жизнеописании прп. Антония, «как врач, дарован он был Богом Египту». «Так он был возлюблен всеми; так все желали иметь его отцом»[5]. Обратим внимание: превращение уединенного отшельника в духовного отца произошло по инициативе не его самого, а других. Заметим также, что прп. Антоний был простым монахом и никогда не был рукоположен в священный сан.
Прп. Серафим прошел подобный путь. Шестнадцать лет жил он обычной монастырской жизнью: после послушничества был пострижен в монахи, затем рукоположен во иеродиаконы и затем — во иеромонахи. После этого он удаляется на двадцать один год в уединение с почти полным безмолвием. В течение первой половины этого периода он жил в лесной лачуге; тысячу дней он провел на пне и тысячу ночей — на камне в непрестанной молитве. Отозванный своим игуменом обратно в монастырь, вторую половину этого периода он проводит в келье в строгом затворе, не выходя оттуда даже для посещения богослужений; по воскресеньям священник приносит ему Св. Тайны. Несмотря на сан священника, он не совершал литургию. Наконец, он покидает затвор, и в последние восемнадцать лет жизни двери его кельи открыты для всех приходящих. Он не сделал ничего, чтобы объявить о себе или" созвать людей; люди сами стали приходить к нему, но коль скоро они приходили — иногда десятками или даже сотнями в день, — он не отсылал их ни с чем.
 
«Стяжи дух мирен, — говорил прп. Серафим, — и тысячи спасутся вокруг тебя». Вот в чем смысл духовного отцовства. Утверди себя в Боге, а тогда и других приведешь к Нему. Человек должен научиться быть в одиночестве, научиться слушать в тишине своего сердца безмолвную речь Духа, чтобы открыть истину о себе и Боге. Тогда его слово будет со властью, поскольку оно будет словом, вышедшим из молчания.
 
Воспитанный общением с Богом наедине, старец способен исцелять одним своим присутствием. Он ведет и направляет людей в первую очередь не словом совета, но общением, жизнью и примером, который собой являет. Он учит настолько же своим молчанием, насколько и словом. «Авва Феофил архиепископ пришел как-то в скит, и когда братия собралась, сказали авве Памво: «Скажи что-нибудь архиепископу, дабы он получил наставление». Старец ответил: «Если его не научило мое молчание, то он не получит пользы от моей речи». Подобную историю рассказывали о прп. Антонии. «Три отца имели обыкновение ежегодно приходить к блаженному Антонию. Двое из них спрашивали его о помыслах и о спасении души, а третий всегда молчал и ни о чем не спрашивал. После долгого времени авва Антоний говорит ему: «Вот ты столько времени ходишь сюда, а ни о чем не спрашиваешь меня». Тот отвечал ему: «Для меня, отец, довольно и смотреть на тебя!»
 
Три дара в особенности характерны для духовного отца. Первый из них — прозорливость и рассудительность, способность проницать в тайны сердец и разуметь сокрытые глубины их, не осознаваемые самими их обладателями. Взор духовного отца проникает сквозь те привычные жесты и позы, под которыми мы скрываем нашу истинную личность от других и от самих себя; оставляя позади все эти обыденные мелочи, старец сталкивается лицом к лицу с неповторимой личностью, созданной по образу и подобию Божию. Эта способность— духовная, а не физическая; не какое-то экстрасенсорное восприятие или дар ясновидения, но плод благодати, предполагающий сосредоточенную молитву и неослабную аскетическую брань. С этим даром прозорливости связана способность говорить со властью. Когда кто-либо приходит к старцу, последний уже знает — непосредственно и точно, — что тот хочет услышать. Сегодня мы переполнены словами, но в подавляющем большинстве случаев это слова, говоримые явно не со властью. Старец же произносит немного слов, а иногда и совсем ничего не говорит, но этими немногими словами или своим молчанием он способен изменить все направление жизни человека. В Вифании Христос сказал всего три слова: «Лазаре, гряди вон!» (Ин. .11, 43), но эти три слова, сказанные со властью, смогли вернуть мертвого к жизни. В эпоху позорного обесценивания языка чрезвычайно важно заново открыть силу слова, а это означает — заново открыть сущность безмолвия не как паузы между словами, но как одной из. первичных реальностей бытия. Большинство учителей и проповедников слишком много говорят, старец же отличается строгой бережливостью в языке.
 
Но чтобы слово обладало силой, необходим не только тот, кто говорит с авторитетностью личного опыта, но и тот, кто слушает с ревностным вниманием. Вопрошающий старца из праздного любопытства вряд ли получит от ответа большую пользу, но тот, кто приходит с горячей верой и с искренней глубокой нуждой, может услышать слово, которое преобразит все его существо. Речь старца по большей части проста в своем словесном выражении и лишена литературной изысканности; поверхностному слушателю она часто кажется скучной и банальной.
 
Дар прозорливости проявляется у духовного* отца в практике так называемого «откровения помыслов». В ранней монашеской традиции послушник обычно ежедневно исповедовал своему отцу все помыслы, приходившие к нему в течение дня. Откровение помыслов гораздо шире, чем исповедание грехов, так как включает в себя еще и сообщение мыслей и побуждений, которые послушнику могут казаться невинными, но в которых духовный отец может увидеть скрытую опасность или какой-то особенный знак.
 
Наделенный даром прозорливости, духовный отец не просто ждет, когда послушник сообщит ему о себе, но сам открывает ему его помыслы, сокрытые от него самого. Прп. Серафим Саровский иногда отвечал на вопросы еще до того, как посетители могли их задать. Во многих случаях его ответ казался совершенно неуместным, даже бессмысленным и ни на что не отвечающим, ибо прп. Серафим отвечал не на тот вопрос, который посетитель держал в уме, но на тот, который следовало задать. Во всех таких случаях прп. Серафим полагался на внутреннее озарение от Духа Святого. По его словам, он старался не решать наперед, что сказать в ответ, потому что тогда, когда делал так, его ответ представлял собой просто человеческое мнение, которое может быть ошибочным, а не мысль от Бога.
 
В глазах прп. Серафима связь между старцем и его духовным чадом сильнее смерти: он советовал своим детям продолжать открывать ему помыслы даже после его отшествия из этого мира. Незадолго до смерти он сказал матушкам, которых окормлял: «Когда я умру, приходите ко мне на могилку, и чем чаще, тем лучше. Будет у вас что-нибудь на душе, случится с вами что, приходите ко мне, как когда я был жив, поклонитесь до земли и сложите все ваши скорби на мою могилку. Поведайте мне все, и я услышу вас, и все ваши скорби улетят от вас. И как вы беседовали со мной, пока я был жив, так и потом. Ибо я живу и пребуду вовек».
 
Вторым даром духовного отца является способ ность любить других и делать их страдания своими. Об одном из египетских старцев кратко и просто сказано: «В нем была любовь, и многие приходили к нему». В нем была любовь — вот что необходимо для духовного отцовства. Безграничная прозорливость в тайны человеческого сердца, если лишена любовного сострадания, окажется скорее гибельной, чем плодотворной. Кто не способен любить других, не сможет их исцелять.
 
Третий дар духовного отца — способность изменять человеческие обстоятельства, материальные и нематериальные. Дар исцеления,, которым обладали многие старцы, — один из аспектов этой способности. Говоря в самом общем смысле, старец помогает своим ученикам воспринять мир как сотворенный Богом, о котором Бог желает, чтобы он пребывал. «Можно ли слишком радоваться о делах Отца? — спрашивает Фома Трахернский. — Он Сам во всем». Истинный старец усматривает присутствие Творца во всем творении и помогает другим видеть это. <...> Старец есть именно тот, у кого двери восприятия распахнуты. Для человека, живущего в Боге, нет ничего среднего и обыденного: он созерцает всё в Фаворском свете, преображенном любовью Христовой. «И что такое сердце милующее? — вопрошает прп. Исаак Сирин. — Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостию, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблению в сем Богу».
 
Таковы, благодатью Божией, дарования старцев. Но каковы дарования духовного чада? Каков его вклад во взаимоотношения между отцом и сыном в Боге? Говоря кратко, он, со своей стороны, приносит полное и безраздельное послушание. Классический пример послушания приведен в «Изречениях пустынных отцов»: один монах получил повеление воткнуть сухое дерево в Песок и ежедневно поливать. Источник был расположен на таком расстоянии от его кельи, что он вечером уходил за водой и возвращался только к утру. Три года он терпеливо исполнял повеление своего аввы. По истечении этого срока дерево вдруг расцвело, выпустило листья и дало плоды. Авва сорвал плод, принес его в церковь и пригласил монахов отведать его, говоря: «Возьмите, ешьте плод послушания!»
Или вот другой пример послушания: авва позвал монаха Марка, когда тот переписывал рукопись, и Марк так быстро побежал на зов, что не успел дописать "кружка буквы «о»...
Добровольность послушания ярко выражает обряд пострижения в Православной Церкви. На Евангелие полагаются ножницы, и послушник сам должен взять их и дать настоятелю. Тот сразу же кладет их обратно на Евангелие. Послушник снова берет их и отдает ему. Только после третьего раза настоятель приступает к пострижению волос. Теперь монах никогда не сможет сказать настоятелю и братии: «Моя личность подавляется здесь, в монастыре; вы лишили меня свободы». Никто не забирал у него свободы, ибо он сам трижды брал ножницы и вручал их настоятелю. Но ясно, что это принесение своей свободы в жертву невозможно, совершить однажды и навсегда, одним жестом. Оно продолжается в течение всей жизни; наше возрастание во Христе измеряется мерой нашей самоотдачи. Мы должны отдавать свою свободу вновь и вновь, каждый день и каждый час, и всегда различным образом. Это означает, что отношения между старцем и учеником не статичны, а динамичны, не остаются неизменными, но бесконечно разнообразятся. Каждый день и каждый час ученик под руководством старца ставится перед лицом новой ситуации, призывается к новому отклику, к новому виду самоотдачи.
 
Второе, что следует сказать: отношения между старцем и его чадом не односторонни, а взаимны. Когда старец дает ученикам возможность видеть, что они представляют собой в действительности, они открывают его для себя как старца. В большинстве случаев, рассмотренных выше, подвижник не сознавал себя призванным быть старцем, пока к нему не приходили другие, прося его руководства. Это взаимодействие в отношениях старца и ученика продолжается всегда. Духовный отец вовсе не обладает точной программой, которая аккуратно выполнялась бы шаг за шагом и навязывалась бы в каждом случае одним и тем же образом. Напротив, истинный старец будет говорить разное разным людям; поскольку же его слова на самом глубоком их уровне не являются его собственными, но словами Духа Святого, он заранее не знает, что будет говорить. Старец поступает не по общим правилам, но исходя из конкретной человеческой ситуации. В каждую ситуацию он и его ученик входят вместе, и никто из них не знает наперед в точности, каков будет исход, но оба ожидают просвещения от Духа. И оба они — духовный отец так же, как и его чадо — должны учиться в пути.
 
Желая исключить всякое механическое принуждение, многие духовные отцы на христианском Востоке отказывались давать своим ученикам правила жизни, набор заповедей, которые можно было бы применять автоматически. «Один брат спросил авву Пимена: со мною живут братья: позволишь ли мне давать им приказания? Старец отвечал ему: нет! (...) Брат сказал ему: но они, отец, сами желают, чтоб я делал им приказания. Старец отвечал: нет, — но ты будь примером для них, а не законодателем». Та же мораль вытекает из истории с Исааком, пресвитером из Келлий. В молодости он жил с аввой Кронием и затем с аввой Феодором Фермейским, но никто из них не говорил ему, что он должен делать. Исаак рассказал об этом другим старцам, и те пришли с укоризной к Феодору. «Если хочет, — ответил авва, — пусть делает то, что при его глазах делаю я». Когда Варсану-фия просили дать подробное правило жизни, он уклонился от этого: «Не желай получить от меня правила, ибо я не хочу, чтобы ты был под законом, но под благода-тию». В других местах он пишет: «Ты знаешь, что мы никогда не возлагали уз ни на кого... Не понуждай произволения, но сей (слово) с надеждою. Господь наш не понуждал никого, но благовествовал, и кто хотел, .тот слушал».
 
Не понуждай произволения. Задача духовного отца — не уничтожить свободу человека, но помочь ему узреть истину о себе; не подавить личность, но дать ей возможность открыть себя, достичь полной зрелости и стать тем, что она в действительности есть. Если же иногда духовный отец требует безраздельного и, по-видимому, «слепого» послушания от своих учеников, это никогда не является для него самоцелью и не делается с намерением поработить их. Цель этой своего рода «шокотерапии» состоит в освобождении ученика от его. ложной и иллюзорной «самости», чтобы он мог достичь подлинной свободы. Духовный отец не навязьшает ему собственные идеи и образ жизни, но помогает ученику найти именно его, ученика, уникальное призвание.
 
И наконец, то главное, что духовный отец дает своему ученику, — не свод записанных или устных правил, не медитативная техника, но личные взаимоотношения. В рамках этих отношений авва возрастает и меняется точно так же, как и его ученик, потому что Бог ведет их обоих. Временами он может снабжать ученика подробными устными указаниями, включая точные ответы на конкретные вопросы. В других случаях он откажется отвечать вообще — или потому, что считает, что данный вопрос не нуждается в ответе, или потому, что сам пока не знает, что следует ответить. Но все такие ответы — или отказы отвечать -— всегда даются в рамках личных взаимоотношений. Многие вещи невозможно выразить в словах, но можно передать при непосредственном личном общении.
 
Все священники имеют равную власть как совершители таинств, поэтому, в принципе, христианин может исповедоваться у любого из них и вовсе не обязан . иметь «своего» духовника. Но нередко бывает так, что кто-то чувствует особое расположение к некоему священнику и старается, как правило, исповедоваться у него. Это не обязательно, но в этом есть смысл, потому что такого прихожанина священник запоминает, знает обстоятельства его жизни, знает его семью, знает, каким искушениям он наиболее подвержен, — короче говоря, между ними возникает душевная связь, которая может быть очень полезна для прихожанина, если, конечно, душевностью не начинает подменяться духов-ность. Чтобы этой подмены не происходило, нужно исповедоваться искренне, но не вдаваясь в малозначащие житейские подробности, молиться перед исповедью, чтобы Бог умудрил духовника и дал через него полезное наставление, и, соответственно, стараться внимать его советам. Иногда, говоря о духовнике, употребляют выражение «духовный отец», но человек не становится духовным сыном или дочерью (духовным чадом) священника только потому, что постоянно у нега исповедуется. Отношения духовного родства возникают тогда, когдй человек чувствует, что сердце его открыто духовнику, что Бог любовью, молитвдми и наставлениями духовника хочет его спасти. Тогда человек обращается к духовнику с просьбой быть его духовным отцом. Это очень ответственный шаг, потому что если перемена духовника — обычное дело, то перемена духовного отца всегда душевная и духовная травма для обоих, всегда неполезна для уходящего духовного чада и допустима только тогда, когда другого выхода нет. Духовный отец, как и родной, должен быть один на всю жизнь, поэтому, прежде чем проситься в духовные чада, нужно помолиться Богу о вразумлении, чтобы Он или утвердил в сердце возникшее желание, если оно истинное, или изгнал его из сердца, если оно не от Бога. Только если после многих молитв сыновнее отношение утвердится в душе, можно обратиться к священнику с просьбой принять в духовные чада. Здесь нужна великая осторожность, но и великая польза бывает человеку, если Бог ему пошлет духовного отца.
 
Митрополит Сурожский Антоний (Блюм) говорит: «Я хотел бы, чтобы повторяли людям все время, что послушание не заключается в том, чтобы раболепно исподнять приказания священника, даже если они подаются в форме советов. Послушание — от слова «слушание», и цель послушания — научить человека оторваться от собственных мыслей, от собственного отношения к вещам и вслушиваться в то, что говорит ему другой человек: Здесь начинается послушание, и оно относится не только к церковной практике, но ко всем взаимоотношениям между людьми. Большей частью, когда с нами говорит человек, мы его почти не слушаем, потому что, пока он говорит, мы готовим ответ на его слова. Вот тут начинается перевоспитание себя. Когда человек с тобой говорит, закрой свой ум ко всем собственным мыслям и вслушайся в его слова, вслушайся так, чтобы понять, как он их произносит, чтобы уловить тот смысл, который он вкладывает в эти слова, а не только звук. И только когда эти слова дойдут до твоего сознания, когда ты их поймешь, когда ты их воспримешь как свидетельство опыта или искания другого человека, только тогда можно открыть дверь в собственный ум, сердце, опыт и отозваться на них. Но пока человек с тобой говорит, надо только его слышать, а этого мы не умеем делать большей частью. Как я сказал, пока человек говорит, мы уже приготавливаем ответ и поэтому не слышим не то что слов его, не слышим того, что он хочет нам передать. Ибо очень часто слова неудовлетворительны, слова только отчасти передают то, что человек хочет выразить, а мы должны вслушаться».
 
Иллюстрацию словам владыки Антония можно найти в жизнеописании афонского старца Паисия (1924-1994). Кто-то пожаловался старцу Паисию, ято на один и тот же вопрос он дал два совсем разных ответа. Старец же ответил: «Эх, благословенный, каждоргу я даю тот витамин, которого у него не хватает».
 
Божественное послушание, отмечает священник Тимофей Сельский, есть процесс взаимный. Истинный духовник поставляется связующим звеном между Божественной и человеческой волями и хорошо чувствует, что его задача — привести волю самого пасомого в согласие с волей Божией. Такой наставник становится соработником самому Богу, беря на себя отчасти поистине Божественное дело, поэтому такое руководство осуществляется даже не им самим, но действующим через него Святым Духом.
 
Как повествует игумен Илларион: «Незадолго до своей кончины старец Силуан сказал отцу Софронию, тогда еще молодому монаху, не имевшему священного сана: «Когда вы будете духовником, не отказывайтесь принимать приходящих к вам». В ту минуту отец Со-фроний не придал особого значения словам старца" и вспомнил о них только через несколько лет, когда его назначили духовником. В течение более полувека отец Софроний совершал духовническое служение — сначала на Афоне, затем во Франции и, наконец, в Англии — и никогда не отказывался принимать всех тех, кто искал у него совета, утешения, назидания, поддержки, молитвы. Он был в подлинном смысле слова старцем — духовником, способным увидеть человека на той глубине, на которой сам человек себя не видит. Жизнь многих людей кардинальным образом изменилась благодаря встрече со старцем Софронием.
 
Духовническое служение, по мнению отца Софрония, должно вырастать из опыта молитвы; советы, которые дает духовник, должны быть не плодом его рассуждения, но результатом озарения свыше от Духа Святого: «Если людям, пришедшим к священнику с надеждой услышать от него ясно волю Божию, вместо того он даст указание, исходящее от его собственного рассуждения, могущего быть неугодным Богу, то тем самым бросит их на неверный путь и причинит некоторый вред». Духовник должен быть проводником воли Божией: он должен быть тем, через кого приходящий к нему может услышать не его голос, но голос Самого Бога. Как отмечает отец Софроний, «старец Силуан не имел определенного духовника в течение всей своей монастырской жизни. Обращался к тому, кто в данный момент был ближе». Часто решающую роль играет не личность духовника, но то, с каким настроением приходит к нему тот или иной человек.
 
Отец Софроний с особым трепетом относился к духовническому служению. Миссия духовника, считал обвести людей к обожению: духовнику надлежит чувствовать ритм внутреннего мира всех и каждого из обращающихся к нему. С этой целью он молится, чтобы Дух Божий руководил им, давая нужное для каждого слово. В своей собственной жизни отец Софроний осуществил это призвание. Он был одним из немногих духовников, которые соответствуют идеалу пастыря, начертанному более полутора тысяч лет назад святителем Григорием Богословом: «Надо сначала очиститься, потом очищать; умудриться — потом умудрять; стать светом — потом просвещать; приблизиться к Богу — потом уже приводить к Нему других; освятиться потом освящать».
 
«Что делать тому, кто не может найти духовного отца? — спрашивает епископ Каллист. — Во-первых, можно обратиться к книгам. Еще в XV в. в России прп. Нил Сорский жалуется на крайнюю редкость опытных духовных руководителей, однако насколько больше было их в его время, чем в наше! Усердно ищи, настойчиво убеждает он, надежного руководства. «Если же невозможно найти такого учителя, святые отцы заповедуют нам обратиться к Писаниям и сдушать слова Самого Господа». Но поскольку свидетельство Писания нельзя отделить от продолжающегося свидетельства 'Духа в жизни Церкви, можно также обратиться к трудам святых отцов, прежде всего, к «Добротолюбию». Впрочем, здесь есть явная опасность. Старец в своем руководстве учитывает внутреннее состояние каждого из своих чад, а книги дают одни и те же советы всем. Как может новоначальный распознать, подходит ли тот или иной текст к его ситуации? Поэтому если он и не может найти духовного отца в полном смысле слова, ему следует, по крайней мере, постараться отыскать более опытного наставника в выборе литературы».
 
Вынужденное пребывание без живого благодатного духовного руководства заставляет обращаться к руководству книжному, отмечает священник Тимофей Сельский: св. отцам, св. канонам и литургическому Преданию Церкви. Необходимо помнить, что ни свв. отцы, ни тем более св. каноны, составленные в совершенно иных условиях, при всем нашем уважении к ним, никак не могут решить всех наших проблем, не дают нам ни буквальных решений, ни конкретных советов, в особенности, если мы вырываем из общего канонического полотна лишь отдельные нити цитат и правил. Церковное наследие влияет на наши поступки и мысли лишь опосредованно, воспитывая подлинно христианские чувства и укрепляя волю. Апостол повелел подражать вере наших наставников, а не буквально копировать их поступки (Евр. 13, 7). Такое опосредованное руководство святоотеческим наследием неизбежно открывает перед нами целый спектр решений в зависимости от того, как мы сами поняли дух нашего и «того» времени, на каких вообще отцов мы ориентируемся и соответствуют ли их наставления нашему образу жизни, т. е., проще сказать — для нас ли, какие мы есмы в миру, в XX веке, писали каждое свое слово св. отцы. Так, вроде бы все современные духовники не просто свидетельствуют о своей верности отеческому пути, но и обильно цитируют отцов. Это не мешает им давать порой прямо противоположные советы по одному и тому же вопросу, причем, каждое из противоположных решений благонадежно подкреплено многочисленными отеческими свидетельствами и примерами из житий святых.
 
В самостоятельном, «по-книжному» руководстве, таким образом, также сильно сказывается наша человеческая ограниченность, ибо при всем нашем желании, и даже при помощи Божией, нам никак не обойти общего духовного правила и не достигнуть меры тех отцов наших, которые выросли при живом благодатном руководстве, прошли истинную школу благого послушания. Лишить нас спасения способны в равной мере и лжестарчество, спаянное со старцепоклонством, и субъективное ориентирование на произвольно выбираемые, толкуемые и применяемые отеческие свидетельства. Как разрешить такое противоречие, как все-таки спасаться: по отцам или по старцам? Очевидно, рационального объяснения здесь нет, ибо сама жизнь и само спасение наши — иррациональны. Приходится принимать и те, и другие наставления и — каким бы это ни было тяжким искушением нашего самодовольства и гордыни — в основном ориентироваться по своей совести, отдавая себе отчет, что под именем совести нашей мы можем услышать и вражий голос. Есть, правда, надежда, что совесть яснее и самостоятельнее будет говорить в нас, по мере того как мы все чаще поступаем по ней и все реже попираем ее. Впрочем, часто бывает и так, — ив этом чудо премудрости Божьего над нами водительства, — что нам требуется лишь отбросить тот, иной и третий пути, которые явно вели бы нас против совести, а четвертый путь остается единственно осуществимым, хотя бы он был и не очень привлекательным внешне и вообще несовершенным. Ведь не только мы ищем пути ко Господу, но и Он ищет пути к нам, ведет нас Сам. Забывать об этом было бы с нашей стороны черной неблагодарностью. Быть может, за одно только смиренное сознание нашей слепоты и делом подкрепляемое желание прозреть Господа даруют нам прозрение.
 
Старец Иероним с юмором сказал своим духовным чадам; «Человек должен быть немного врачом, немного музыкантом и немного сумасшедшим. Немного врачом — чтобы во время плохого самочувствия уметь оказать себе какую-нибудь помощь. Немного музыкантом — чтобы, будучи в хорошем настроении, петь тропари. И немного сумасшедшим — чтобы, если случится ему впасть в печаль, сказать себе: "Давай-ка съездим в такой-то монастырь"».
 
Нужно посещать места, где Божья благодать проявилась особенным образом и где поэтому молитва бьшает более сосредоточенной. Перед принятием важных решений многие православные христиане, которым не к кому обратиться за советом, отправляются в паломничество в Иерусалим или на Афон, в некоторые монастыри, к мощам святых, где молятся, чтобы Господь вразумил их.
 
Третий способ — учиться у религиозных общин с установившимися традициями духовной жизни. При отсутствии личности учителя монастырское окружение может послужить в качестве «наставника»; фор-. мирующее влияние оказывает на нас сам установленный дневной распорядок, в котором отводится свое место литургической и уединенной молитве, ручному труду, учебе и отдыху. Кажется, именно этим путем прп. Серафим Саровский достиг духовных вершин. Хорошо организованные монастыри воплотили в себе— в доступной и живой форме — унаследованную ими мудрость многих старцев. И не только монахи, но и временные посетители монастырей испытывают на себе воздействие общинной жизни.
 
Наконец, следует упомянуть о крайней гибкости отношений между старцем и учеником. Одни ученики могли видеть старца ежедневно и даже ежечасно, на совместной молитве, трапезе или работе, иногда жили в его келье, как часто бывало в египетской пустыне. Другие же виделись со старцем раз в месяц или раз в год; бывали и такие, кто посетил старца всего раз в жизни, и этого было достаточно, чтобы такая встреча направила их по истинному пути. Далее, существовало множество типов духовных отцов, причем лишь некоторые из них были чудотворцами наподобие прп. Серафима Саровского. Многие священники и миряне, которым недоставало в полном смысле дарования старцев, тем не менее были способны к духовному руководству другими людьми. И вместе с духовным отцовством и материнством всегда существовала возможность духовного братства и сестричества. Многим кажется, что они не находят себе духовного отца из-за того, что они воображают себе его в некотором определенном образе: они ждут прп. Серафима и поэтому не замечают руководителей, которых Бог действительно посылает им. Часто бывает так, что предполагаемые проблемы вовсе не так сложны, и на самом деле люди уже знают в глубине сердца, какой ответ должен быть им дан. Однако этот ответ им не нравится, так как предполагает терпеливые постоянные усилия с их стороны. Таким людям надо просто помочь понять сущность духовного руководства.
 
Современное духовничество, подчеркивает И. Кон-цевич, родилось из древнего монастырского старчества и является его вторичной формой. Благодаря родственности этих двух явлений, духовничества и старчества, у многих малоопытных священников, знакомых с аскетической литературой только теоретически, всегда может явиться соблазн «превышения власти» — перехода грани духовничества, чтобы старчествовать, в то время как они, в сущности, и не понимают, в чем состоит истинное старчествование. Это таит опасность причинить непоправимый вред душе опекаемого. Известны даже случаи самоубийства как результат такого повреждения. В лжестарчестве воля одного человека порабощается воле другого, вопреки указанию ап. Павла: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7, 23), и сопряжено с чувством угнетения и подавленности, уныния или нездорового душевного пристрастий к «старцу». Истинное же благодатное старчество, хотя и основано на полном послушании, не лишает человека чувства радости и свободы в Боге, так как он подчиняется не человеческой воле, а через нее воле Божией и опытно знает, что старец ему указьшает лучший выход из создавшегося внешнего затруднения или предлагает лучшее врачевство от духовной болезни: В то время как благодатный старец является проводником воли Божией, лжестарец заслоняет собою Бога. У некоторых священников «...вместо власти любви возникает стремление к господству над душами пасомых. Наиболее часто эта страсть проявляется в желании добиться от духовных чад исполнения подвига совершенного послушания.
 
Священник, в особенности молодой, сверх меры «ревностный», начинает стяжать «подвиг старчества», требуя от прихожан безоговорочного послушания, полного отсечения собственной воли, отдачи себя во власть пастыря. Он категорически запрещает даже в непостные периоды чтение светских книг, журналов, посещение театров, кино, концертов, участие в культурных мероприятиях. Подвергая жесткой цензуре всю жизнь своих прихожан, такой пастырь совершенно не считается с личными особенностями, условиями жизни и возможностями каждого из них, а главное, в соблазне гордыни переоценивает собственные дарования, предписывая себе редчайший дар прозорливости, которым обладали лишь избранные духовные старцы, например прп. Серафим Саровский, оптинские подвижники, протоиерей Иоанн Кронштадтский и Алексей Мечев и некоторые другие».
 
Святейший Патриарх Алексий II , касаясь вопроса о духовничестве и ложном старчестве, сказал: «Даже некоторые клирики нашей Церкви, сохраняя на словах преданность своему Священноначалию, ведут себя как раскольники, претендуя на роль неких «старцев». Критикуя Священноначалие, они, в отличие от духоносных отцов прошлого и настоящего, данной критикой пытаются привлекать к себе внимание и, таким образом, создавать себе авторитет. Как правило, непременным и единственным условием спасения они объявляют полнейшее подчинение себе тех, кто прибегает к их руководству, превращая их в неких роботов, не могущих без благословения такого «старца» совершить любое дело, каким бы незначительным оно ни было.- Человек, таким образом, лишается той благодатной свободы воли, которая ему дарована Богом. Для подтверждения своей правоты они неправомочно используют ссылки на творения святых отцов, профанируя их великое делание и извращая сами понятия старчества. Подлинный старец, благодаря прежде всего высокой духовности, бережно относится к каждому конкретному человеку. В силу своей опытности и благодатного дара он раскрывает образ Божий в человеке теми средствами, которые созвучны его духовному устроению и возрасту. Отдельные же современные «старцы» (а вернее их будет называть «младос-тарцы»), не обладая духовным рассуждением, налагают на воцерковляющихся неудобоносимые бремена (Лк. 11, 46), применяют в своей пастырской деятельности штампы, губительные для духовной жизни, необоснованно применяют к мирянам, по большей части духовно еще не окрепшим, формы духовного руководства, уместные только в монашестве.... Нездоровая зависимость новообращенных от личности младостарца порождает искаженные формы приходской жизни. Люди идут в церковь, чтобы встретиться со «своим батюшкой», а не со Христом, чтобы поговорить со знакомыми, а не для молитвенного общения с полнотой Церкви. Характерная для воцерковляющихся ущербность церковного сознания, в котором не находится места понятию о соборности и вселенскости Церкви, поддерживается их пастырями, внушающими своим чадам, что спасение возможно лишь в пределах их общины, и для утверждения их в этом осуждающими других священнослужителей, тем самым отталкивая этих чад от них. Это ведет к самоизоляции подобных общин от других приходов, от епископа и, в конечном счете, от Церкви. Самоизоляция часто имеет следствием недопустимую политизацию таких общин, когда «левая» или «правая» политическая ориентация объявляется единственно соответствующей православному миропониманию. В таких общинах легко приживается та губительная для церковного единства критика Священноначалия, о которой мы только что говорили. Не удивительно, что болезненные формы общинной жизни в этих приходах больше напоминают сектантскую замкнутость раскольнических общин или обособленность протестантских групп. Подобных общин в послереволюционные годы возникало множество, и печальная участь их нам известна. Община, не возглавляемая епископом, отсекает себя от Церкви, а значит, уже обречена на духовную смерть».
 
«Но старцем самого себя не сделаешь, — подчеркивает владыка Антоний (Блюм), — и, если можно так выразиться, старцами не рождаются. Это люди, которых коснется благодать Святого Духа и которые отзовутся на нее и будут верными — верными тому, чему учит нас Христос, и верными тому, что говорит Дух Святой в их душах. Старцы — явление редкое. И когда речь идет о старчестве, о священстве, о «младостарчестве», мы должны помнить, что речь не идет о возрасте телесном, о том, седая ли у тебя борода или еще русые локоны; а о том, до какой глубины тебя увлек Святой Дух, чему ты научился и что ты можешь сказать. Причем старец не обязательно будет давать приказания, он может давать советы, он может давать указания, но должен хранить, беречь нашу свободу, потому что Бог не ищет Себе рабов, а ищет Себе детей, братьев, сестер: Я не называю вас больше рабами, потому что раб не знает воли Господина своего, а Я вам все сказал... Это духовник должен помнить. <...> Надо еще помнить, что на исповеди священник — не судья. В коротком обращении, которое священник произносит в начале исповеди, говорится: «Не усрамись передо мной, я только свидетель, ты говоришь со Христом™» Он — как друг жениха, который приводит жениха к невесте или невесту к жениху. Он друг Жениха в том смысле, что он присутствует на тайне встречи Бога и кающегося человека. Это самое дивное, что можно себе представить. Бог его приглашает присутствовать при этой глубинной встрече, при этом браке живой души с Живым Богом. И с каким же чувством должен стоять священник! Как он должен понимать, что он только свидетель, — не в том смысле, что он сторонний человек, которому дано видеть что-то, но что он приглашен участвовать в этой тайне брачной встречи... И раз так, то он должен понимать, что встреча происходит между Спасителем и кающимся, что сам он, друг Жениха, приводит кающегося, как невесту, и стоит в изумлении, в благоговении перед этой тайной. Если бы самый неопытный священник так относился к исповеди, то он был бы уже тайносовершителем; а старец только тогда старец, когда он именно так может относиться к человеку, — и на исповеди, и вне исповеди, при всякой встрече. Я старался ответить на вопрос о том, чем отличается старец от обыкновенного духовника, и так мне хотелось бы сказать громко, на всю Русь: Берегитесь, братья мои, священники! Берегитесь, не принимайте на себя роль, которая не соответствует вашему духовному возрасту, будьте просты! Будьте просто священниками — это уже так много! Человек, который силой благодати Святого Духа может совершить Литургию, может окрестить ребенка, может помазать миром, это не мало, это нечто столь великое! И надо всегда в этом отношении искать смирения. Не в том смысле, что — «ах, я ничто, я не достоин»... Это все слова; а смирение заключается в том, чтобы смотреть на то? что совершается между Богом и человеком, и понимать, что ты тут ни при чем, что ты не можешь этого создать, что ты не можешь этого сделать и что тебе только дано в трепете, в ужасе, в благоговении присутствовать при этом чуде. Вот здесь начинается, только начинается смирение священника. Что такое смирение — мы не знаем. Те, кто им обладает, его не определяют, а те, у кого его нет, путают смирение с другими переживаниями. Смирение — это такая открытость Богу, такое изумление, такое умиление... И вот если священник в себе воспитывает по отношению не только к Богу, но к каждому человеку, который приходит к нему, такое состояние, то он может стать духовником. Потому что тогда он о себе и помнить не будет, поскольку весь охвачен благоговейным трепетом, любовью, ужасом, ликованием, и во всем этом нет никакого места для того, чтобы он о себе вспомнил; нет уже места ни тщеславию, ни гордыне, ни учености, ничему. Ибо это — тайна любви.
 
Владыка Каллист вспоминает о неповторимой встрече с одним из замечательных духовников нашего времени, архиепископом Иоанном (Максимовичем) (+ 1966): «Почти карликового роста, с всклокоченными волосами и бородой, заикающийся, он очень смахивал на «юродивого во Христе». Будучи постоянно в трудах и молитвах, он со времени принятия монашества не ложился ночью в постель, вырывая для сна случайные свободные минуты в течение суток Босым ходил он по парижским улицам, а однажды служил панихиду прямо на трамвайной линии неподалеку от марсельского порта. Пунктуальность была ему абсолютно чужда. Наиболее умеренные из паствы владыки Иоанна, сбитые с толку его непредсказуемостью, не раз высказывали сомнения, пригоден ли он для административного епископского служения. Но при таком полном попрании обычных формальностей ему удавалось то, в чем другие, полагавшиеся на мирское влияние и опыт, терпели провал, как, например, когда вопреки всяким ожиданием и идя вразрез с системой квот, он обеспечил прием тысяч беженцев из России в США. В личном общении он был чрезвычайно ласков и быстро завоевывал доверие маленьких детей. Особенно поражала сила его заступнических молитв. По возможности, он служил литургию ежедневно, причем она занимала в два-три раза большее, чем обычно, время из-за множества поминаемых имен. И когда он молился за людей, они никогда не бывали для него просто именами в длинном списке, но всегда личностями. Расскажу об одном характерном случае. У владыки Иоанна был обычай раз в год посещать монастырь Св. Троицы в Джорданвилле. В одно из посещений, когда он уже покидал монастырь, один монах дал ему записку с именами четырех тяжелобольных. Вл. Иоанн в течение года получал многие тысячи таких просьб помолиться. Приехав на следующий год в монастырь, он подозвал к себе этого монаха и, к величайшему изумлению последнего, извлек из глубины своей рясы измятую и изорванную ту самую записку. «Я молился за твоих друзей, — сказал вл. Иоанн, — но двое из них (он назвал имена) мертвы, а другие двое выздоровели». Так оно и было.
 
Даже на расстоянии он умел разделять заботы своих чад. Один из них, о. (ныне архиепископ) Иаков, настоятель небольшого монастыря в Голландии, сидел как-то в своей комнате не в силах заснуть в тревоге о чем-то. Вдруг среди ночи зазвонил телефон: вл. Иоанн, находившийся в сотнях миль от этого места, звонил, чтобы сказать, что пора о. Иакову идти спать: «Ложись спать, а то, о чем ты просишь у Бога, непременно сбудется».
Такова роль духовного отца: Как выразил это прп. Варсануфий, «я пекусь о тебе более тебя самого».
 
Автор: Иеромонах Серафим (Параманов)
Источник: pravkniga.ru
Все публикации
Календарь
11 ноября 2024 г. ( 29 октября ст.ст.), понедельник.
Прмц. Анастасия Римляныня.
Прмц. Анастасии Римляныни. Прп. Аврамия затворника и блж. Марии, племянницы его. Прп. Аврамия, архим. Ростовского. Мчч. Клавдия, Астерия, Неона и Феониллы. Прп. Анны (Евфимиана). Сщмч. Николая пресвитера и с ним. мчч. Агломазовских: Космы, Виктора, Наума, Филиппа, Иоанна, Павла, Андрея, Павла, Василия, Алексия, Иоанна и мц. Агафии. Сщмч. Иоанна пресвитера. Сщмч. Евгения пресвитера. Мц. Анастасии. Сщмч. Леонида пресвитера.


Карта сайта

© Ижевская и Удмуртская епархия Русской Православной Церкви,
Собор Святой Троицы, 2011 - гг.