Полезное

Учение о милостыне (свт. Иоанн Златоуст)

18 марта 2011 г.

"Учение Св. Иоанна Златоуста и богатстве, бедности, собственности и милостыне"

Автор: Сомин Николай Владимирович

 "Лестница, ведущая на небо". Вряд ли в святоотеческой литерату­ре можно найти автора, относящегося к милостыне более восторженно, чем это делает св. Иоанн Златоуст. Святитель ярко и неустанно описы­вает удивительную силу и благодатность милостыни, постоянно утверж­дая ее исключительное значение среди других добродетелей:

"Милостыня есть превосходнейшая художница и покровительница уп­ражняющихся в ней; ибо она любезна Богу и находится близ Него, легко испрашивая милость тем, кому хочет, только бы мы не оскорбляли ее; а она оскорбляется тогда, когда мы делаем ее из похищенного имущества; если же она чиста, то доставляет великое дерзновение возсылающим ее к Богу... Для нее беспрепятственно отверзаются врата небесные... она есть дева с золотыми крыльями, разукрашенная и имеющая лице белое и кроткое; она легка и быстролетна и предстоит престолу царскому. Ког­да мы подвергаемся суду, она внезапно прилетает, является и избавля­ет нас от наказания, осеняя нас своими крыльями. Богу она угодна бо­лее жертвы" /XII:264-265/.

 

"Она (милостыня - Н.С.) есть мать любви, любви, отличающей христианство, превосходящей все знамения, служащей признаком учени­ков Христовых..., лестница, ведущая на небо" /XI:880/.

 

"Милостыня есть более великая жертва, чем молитва, пост и мно­гое другое" /XII:672/.

 

Комментируя Мф.25,40: "так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне", Златоуст говорит:

"И вот что удивительно: ни о какой другой добродетели не упоминает Он, кроме дел милостыни... но умалчивает об этом не потому, чтобы недостойно было упоминания, а потому, что эти добродетели ниже милосердия" /II:376/.

 

Мысль о том, что милостыня изглаждает грехи, множество раз встречается в творениях Златоуста, например:

"Достаточно отдать серебро в руки бедных, и все грехи тотчас омоются без боли и труда... Ты даешь серебро, а получаешь отпущение грехов" /III:198/).

"милостыня стоит пред судом Христовым, и не только защищает, но и самого Судию преклоняет защищать подсудимого и произнести милости­вый приговор на него. Хотя бы он был виновен в бесчисленных согреше­ниях, она венчает его и провозглашает победителем: "дадите, - гово­рит Господь, - милостыню, и се вся чиста вам будут(Лк.11,41)" /VII:541/.

 

"Дай бедному, и, - пусть сам ты будешь молчать, - тысячи уст за­говорят в защиту тебя, потому что милостыня восстанет и защитит те­бя: милостыня есть выкуп души...она может и загладить грехи и избавить от суда" /III:147-148/.

 

Давая милостыню нищим, мы проявляем любовь к самому Христу. По­этому Златоуст даже сравнивает милостыню с евхаристией:

"Ужели ты почитаешь маловажным держать ту чашу, которую будет подносить к устам и из которой будет пить Христос? Ужели ты не зна­ешь, что один только священник имеет право предлагать чашу крови? Но я на это не смотрю строго, - говорит Христос, - а принимаю и у тебя. Хотя бы ты был мирянин, Я не отвергну тебя и не требую того, что Я сам тебе дал. Я требую не крови, но студеной воды. Представь, кому ты предлагаешь питие; представь - и трепещи. Помысли, что ты сам делаешься священником Христа, когда руками своими подаешь не тело, не хлеб, не кровь, но чашу холодной воды" /VII:479/.

 

Благодаря милостыне ты, мирянин, "сам делаешься священником Христа". Вот сколь высока милостыня!

 

Притча о десяти девах. Высоту милостыни Златоуст не раз иллюст­рирует ссылками на притчу о десяти девах (Мф.25,1-12). И везде под елеем, которого недостало у пяти юроди­вых дев, святитель понимает милостыню:

"За то они и были исключены из брачного чертога, что не имели елея; а елей есть не что иное, как человеколюбие, и милостыня, и благорасположение, ипредстательство на терпящих несправедливость, и утешение плачущих; этого они не имели, потому отошли, и лишились брачного чертога" /III:346/.

 

"Светильниками называет Он здесь самый дар девства, чистоту святости, а елеем - человеколюбие, милосердие и помощь бедным” /VII:785/.

 

Отсюда святитель заключает:

"Без девства можно видеть царствие; а без милостыни никакой нет тому возможности. Милостыня всего нужнее, в ней все заключается" /VII:494/.

Милостыня выше девства - вот, по Златоусту, смысл этой притчи. В чем же заключается,  по мнению святителя, эта удивительная спасающая сила милостыни? Почему она столь благодатна?

 

 Милостыня как путь к личному совершенству. Признаки подлинной милостыни.

Рассмотрим, какой смысл присваивает Златоуст милостыне в деле спасения индивидуальной души человеческой.

 

Милостыня важна прежде всего для дающего. Эту мысль святитель повторяет особенно часто:

"И сам Бог повелел давать милостыню не для того, чтобы только насыщались бедные, но чтобы и подающие получали благодеяние, и - да­же больше для последних, чем для первых" /III:270/.

"Бог предписал заповедь милостыни не столько для бедных, сколь­ко для самих подающих" /X:211/.

 

Почему? Потому что принимающий получает лишь материальную помощь, дающий же получает душевную пользу, а это гораздо важнее:

"У них питается тело, а у вас душа делается приятной Богу. Им, когда принимают, не отпускается ни один грех, а вам прощаются многие прегрешения" /XI:230/.

"Бедные - врачи наших душ, благодетели и предстатели, потому что ты не столько даешь им, сколько получаешь: даешь серебро, а по­лучаешь царство небесное; облегчаешь бедность, и примиряешь себя с Владыкой. Видишь ли, что воздаяние неравномерно?" /III:308/.

 

Какие же духовные дары дает милостыня?

"Дающий милостыню научается презирать деньги". Личный смысл ми­лостыни состоит прежде всего в избавлении с ее помощью от власти собственности и денег, которые упорно стараются пленить нашу душу. Иоанн Златоуст об этом говорит не раз, например:

"Милостыня есть великая красота и драгоценность, великий дар; или лучше, великое благо. Если мы научимся презирать деньги, то нау­чимся и прочему. Смотри, сколько добра происходит отсюда. Дающий милостыню, как должно давать, научается презирать деньги; научившийся презирать деньги, исторг корень зол. Посему он делает добро не столько другим, сколько себе; не только потому, что милостыне подле­жит воздаяние и награда, но и потому, что душа делается любомудрою, высокою и богатою. Дающий милостыню приучается не дорожить ни день­гами, ни золотом. А приучившийся к сему весьма великий сделал шаг к небу, и уничтожил бесчисленные предлоги к вражде, ссоре зависти и печали. Ибо знаете, знаете и сами, что все зло от денег, - и что из-за денег бесчисленные брани. А кто научился презирать деньги, то поставил себя в тихом пристанище, и уже не боится лишения. Ибо сему научила его милостыня. Он уже не желает принадлежащего ближнему. Ибо как может желать сего тот, кто уступает и свое отдает?" /XI:222/.

 

В предыдущей главе достаточно говорилось о жизненной необходи­мости для богатых подавать щедрую милостыню вплоть до отдания всего имения. Поэтому ограничимся лишь одной цитатой, подтверждающей неко­торые из высказанных положений:

"Но как, скажут, все это ("оставить дом или земли") привести в исполнение? Как может восстать тот, кем уже овладела ненасытимая страсть к богатству? Если он начнет раздавать имение и разделять свои избытки, - чрез это он мало-по-малу будет удаляться от своей страсти, и впоследствии поприще для него облегчится" /VII:647/.

 

Однако, если подаяние делается из неправедно нажитого, то оно вменяется в осуждение:

"Разве не знаешь, что , если в великое множество имущества попадет и одна капля неправды, то все оно оскверняется?" /III:469/.

"...часто немногое, приобретенное бесчестно, ниспровергало мно­гое, накопленное честно" /X:148/.

 

Милостыня как проявление христианской любви. Освободившись от ига стяжания человек с помощью милостыни может двигаться дальше ко Христу, ибо милостыня - наиболее яркое проявление любви к ближнему:

"если уничтожится милосердие, то все погибнет и истребится. Как на море нельзя плыть далее берегов, так и земная жизнь не может сто­ять без милосердия, снисхождения и человеколюбия" /VII:541/.

"Человек всего более должен учиться милосердию, потому что оно-то и делает его человеком" /VII:542/.

"Милостыня ценится не по количеству подаваемого, но по обилию расположения" /VII:539/.

 

Давая милостыню нищим, мы проявляем любовь к самому Спасителю (Мф.25,35-46). Это - одна из самых излюбленных и красивых мыслей святителя:

"Напитаем Его алчущего, напоим Его жаждущего. Подай Ему только чашу холодной воды, - Он и это примет, потому что любит тебя; приношения лиц любимых, как бы малы они не были, велики кажутся любящему. Только не покажи нерадения. Повергни пред Ним две лепты, - Он не от­вергнет и их, но примет, как большое богатство. Он не имеет недос­татка ни в чем и принимает это не по какой-либо нужде; поэтому и справедливо измеряет все не мерою даваемого, но расположением дающе­го" /VIII:134-135/.

"Ты освобождаешь рабов? Освободи Христа от голода, нужды, темницы и наготы. Ты ужасаешься, слыша это? Следовательно, еще ужаснее, когда ты этого самого не делаешь" /XII:674/.

"Ты одеваешь Христа, когда одеваешь нищего" /II:374/.

 

Любовь - вот что в конце концов дает милостыня. А значит - приближает к нам Самого Господа. В этом учении удивительным образом отождествляются обе главнейшие заповеди Христа (Мф.22,37-40) - о любви к Богу и о любви к ближнему: в лице нищего, которого ты возлюбил, ты даешь милостыню (и значит проявляешь любовь) Богу и одновременно совершенному человеку.

 

Пастырские приемы в проповеди милостыни. Как и в теме богатс­тва, святитель, приноравливаясь к экономически-приземленному мента­литету своих слушателей, одухотворяет такие житейские понятия, как "продажа", "купля", "сбережение", "прибыль", "должник" и т.д. Вот некоторые примеры:

"Доколе предлежит торг, купим милостыню, лучше же сказать - ми­лостынею купим спасение" /II:374/.

"Милуяй нища взаим дает Богови (притч.19,17). Дадим взаймы Богу милостыню, чтобы воспринять от Него милосердное воздаяние. О, сколь мудро это изречениемилуяй нища взаим дает Богови!... Если Бог берет у нас взаймы, то Он уже наш должник. Итак, каким же хочешь ты иметь Его - судиею, или должником?" /II:374/.

"Когда ты сидишь дома, приходит нищий, продающий рай, и гово­рит: дай хлеба и получи рай; дай подержанную одежду и получи небес­ное царство; и не говорю тебе, сколько (нужно дать), чтобы ты не медлил, ссылаясь на (свои) недостатки. За сколько хочешь, купи рай: дай хлеба; не имеешь хлеба, дай овол, дай чашу холодной воды; дай что хочешь, что имеешь; все принимаю, только купи рай" /XII:970/.

"Если даешь мученикам, бедным, Бог позовет, чтобы отдать долг" /XII:969/.

 

Признаки подлинной милостыни. Святитель говорит о целом ряде признаков подлинно христианской милостыни. Среди них наиболее важны­ми является следующие три.

 

Во-первых, милостыню обязаны давать все, не только богатые, но и бедные. Абсолютная величина милостыни здесь не играет значения. Златоуст пишет:

"Я часто говорил и теперь повторяю: важность милостыни измеря­ется не количеством подаваемого, но расположением подающего. Вы зна­ете о вдовице; хорошо всегда на память приводить этот пример, дабы и бедный не отчаявался, представляя ее, положившую две лепты" /VII:229/.

"Не богатым только, говорит (Апостол - Н.С.), внушаю это, но и бедным; не свободным только, но и рабам; не мужам только, но и же­нам; пусть никто не будет свободен от этого служения, ни лишен при­были, но пусть всякий делает пожертвование. И бедность не может быть препятствием к такому пожертвованию." /III:269/.

 

Во-вторых, милостыню необходимо давать всем без разбора, в том числе и - по нашему мнению, недостойным. Мы не имеем право выбирать, кому дать милостыню.

"Милостыней потому и называется, чтобы мы подавали и недостой­ным. Милующий не исправного, а согрешившего милует; исправный досто­ин похвал и венцов, а грешник милости и снисхождения. Таким образом мы и в этом будем подражать Богу, если будем давать порочным" /III:294/.

"Иное - судия, иное - податель милостыни. Милостыня потому так и называется, что мы подаем ее и недостойным" /I:807/.

 

Златоуст обрушивается на тех, кто отказывает в милостыне из-за притворства нищих:

"Если он и претворяется, то претворяется по бедности и по необ­ходимости, по причине твоего жестокосердия и бесчеловечия, требующе­го такого притворства и иначе не преклоняющегося на милость" /X:208/.

"Но для чего, скажешь, они обнажают изувеченные члены? Из-за те­бя; если бы мы были сострадательны, им не было бы нужды прибегать к таким средствам" /XII:669/.

 

Обратимся теперь к третьему свойству подлинной милостыни. Оно, по Златоусту, заключается в том, что отдать нужно всё. Требование, на первый взгляд, неисполнимое и не соответствующее нашим представ­лениям о милостыне. Но мы уже знаем, что спастись богатому можно только отдав все. Но если это возможно для богатого, то тем более возможно и для бедного. Златоуст не раз приводит пример евангельской вдовы, которая, положив в сокровищницу две лепты, отдала все. Иное, более скупое подаяние, святитель и не считает милостыней:

"Но для чего я напрасно говорю это людям, которые не хотят даже отказаться от привязанности к деньгам, считают их как бы бессмертны­ми и, если подадут только малое из многого, то думают, что уже ис­полнили все? Нет, это - не милостыня; милостыня - (подаяние) той вдовы, которая пожертвовала "все житие свое" (Мк.12,44)". /XII:233/.

 

Итак, подлинная милостыня - милостыня щедрая:

"Ты говоришь: я подал. Но не должно прекращать подаяний. Тогда только ты можешь иметь извинение, когда сам не имеешь, когда сам ни­чем не обладаешь. Доколе же у тебя чего-нибудь есть, то хотя бы ты подал и тысячам нищих, но пока еще есть другие алчущие, тебе нет из­винения" /X:627/.

 

Святитель ссылается и на ап. Павла: «Дающий же семя сеющему и хлеб в пищу подаст обилие посеянному вами и умножит плоды правды вашей» (2 Кор.9,10):

"Так как он требует не просто милостыни, но милостыни щедрой, то постоянно называет ее семенем. Подобно тому, как семя, брошенное в землю, произращаеттучную жатву, так и милостыня приносит полные рукояти правды и произращает бесчисленные плоды" /X:644/.

 

 Социальное значение милостыни

 

Но, по мысли святителя, значение милостыни сферой индивида не ограничивается. Златоуст дает нам удивительное по своей полноте и глубине разъяснение пути милостыни не только для отдельного челове­ка, но и для всего человечества.

 

Вернем­ся к признакам подлинной милостыни: ее должны творить все, давать всем и отдавать всё. Казалось бы, все это вмещается в традиционные рамки строгой православной аскетики. Но давайте представим, что все эти требования выполнены, представим, что все отдали всем все. Что же произойдет? Иоанн Златоуст вполне определенен. Для него результа­том будет... христианская община, подобная первохристианской Иеруса­лимской общине, где торжествует принцип общения имуществ. Именно там реализуются упомянутые "все, всем и все". Говоря о Иерусалимской об­щине Златоуст пишет:

"Таков плод милостыни: чрез нее упразднялись перегородки и пре­пятствия, и души их тотчас соединялись: "у всех их бе сердце и душа едина" /XI:880/.

 

И святитель с восхищением и даже удивлением замечает, что в да­нном случае милостыня преображается в более высокую добродетель - благодатное общение имений:

"Как в доме родительском все сыновья имеют равную честь, в та­ком же положении были и они, и нельзя было сказать, что они питали других; они питались своим; только удивительно то, что, отказавшись от своего, они питались так, что, казалось, они питаются уже не сво­им, а общим" /IX:110/.

 

Потому-то Златоуст так высоко и превозносит эту общину, что она возникла закономерно, как благодатная реализация заповеди Христовой о милостыне. Потому-то так высоко превозносит святитель милостыню, что она является подлинным путем к совершенству, причем не только личному, но и общественному. По этому поводу Экземплярский замечает: "Милостыня, таким образом, оказывается общеобязательным путем к ув­рачеванию человечества от имущественного неравенства" /9:202/.

 

Однако следует особо подчеркнуть, что превознося милостыню, святитель отнюдь не считает ее универсальной панацеей от всех социальных бед. Милостыня не всесильна. Например святитель замечает:

"Уврачевать милостыней в соответствующей мере то зло, которое нанесено любостяжанием невозможно. Если ты отнял у кого обол, то тебе мало уже обола, чтобы посредством милостыни залечить рану, нанесенную любостяжанием, но потребен талант. По закону, пойманный вор должен возвратить вчетверо больше украденного им. Ни хищник хуже вора. Он должен возвратить в десять раз больше похищенного. Впрочем и тога он только получит отпущение в своей неправде, но не насладится плодами милосердия" /VII:543/.

 

Милостыня для святителя не  совершенство, но инструмент исправления несовершенства. Святитель подчеркивает это следующим фрагментом:

"Сделаем душе золотое ожерелье,  то есть милостыню,  доколе  мы здесь. Ибо когда пройдет сей век, тогда уже не будем творить ее. Почему? Потому что там нет бедных, там нет денег, там нет нищеты. Пока мы дети,  не лишим себя сего украшения.  Ибо как с детей,  достигших мужеского возраста, снимают прежний наряд, и надевают на них другой: так и с нами.  Там милостыня будет уже не из денег,  а какая-то другая, гораздо большая. Посему, чтобы нам не быть без той, постараемся сею украсить душу" /XI:222/.

 

Если бы милостыня была абсолютным совершенством, предназначенным для исполнения всегда, то она оставалась бы и в Царстве Небесном. Но там материальная милостыня уже не нужна, ибо «там нет бедных, там нет денег, там нет нищеты». Там Формы любви будут другими – человек как бы вырастает из милостыни, как из детских одежд.

 

Впрочем, говоря о сборе пожертвований в Иерусалимской общине, святитель постоянно упоминает, что вырученные от продажи имения деньги приносились к ногам апостолов. Это - уже не обычная, неупоря­доченная милостыня, а новая, высшая форма жертвы, где Церковь стано­вится и организатором сбора и распорядителем материальных благ:

"Так как они не смели отдавать в руки (апостолов) и не с над­менностью отдавали, но приносили к ногам их предоставляли им быть распорядителями и делали их господами, так что издержки делались уже как из общего имения, а не как из своего" /IX:113/.

 

В случае Иерусалимской общины количество как бы переходит в ка­чество: милостыня, которая обычно важна лишь для дающего, оказывает­ся столь щедрой, всеохватывающей и организованной, что переходит в благодатное общение имуществ. Здесь, помимо решения личных нравс­твенных проблем, связанных с зависимостью от имения, решается еще и социальная проблема избавления от нищеты. Человек в таком обществе одновременно и не обладает собственным имением (добровольно беден), и в то же время недобровольная бедность побеждена общением имуществ. Это-то и приводит в такой восторг святителя. Отталкиваясь от факта наличия частной собственности, этот путь, по мысли Иоанна Златоуста, должен изнутри привести к разрушению частнособственнических безбла­годатных отношений и созиданию подлинно христианских любовных отно­шений между людьми, экономической основой которых является общение имуществ /40/.

 

Итак, милостыня, является не только способом обретения личного совершенства, но и путем к социальному христианскому идеалу. Однако,

- подчеркнем это еще раз, - это путь не внешних реформ, а внутренн­его преодоления несовершенства общества необычайным возрастанием дел милостыни и благотворительности, иначе говоря, - путь возрастания христианской любви в мире. Здесь еще раз уместно вспомнить слова святителя о Иерусалимской общине: "любовь ли родила нестяжание, или нестяжание - любовь? Мне кажется, любовь - нестяжание, которое ук­репляло ее еще больше". Любовь - первична, формы же общежития - вто­ричны. Но формы вовсе не должны остаться застывшими - их изменение, по Златоусту,

и естественно, и даже необходимо ради укрепления люб­ви.

 

Источник: chri-soc.narod.ru

Все публикации